«Огонь – это доброе существо, живущее тут же, в юрте у каждого бурята, в его очаге. Это добрый старичок с ярко-рыжими волосами, в красном халате, зовут его Сах’яда Нойон или Гали-Эжин. У него есть жена Сахале-Хатун. Гали-Эжин вникает во все мелочи дома и охраняет его и всех домашних от козней разнообразных мелких духов-вредителей» – так описывал духа-хозяина огня известный этнограф и антрополог, член Восточно-Сибирского отделения РГО Бернгард Эдуардович Петри в своей работе «Старая вера бурятского народа».

Онгон хозяина огня изготовлен в середине XIX века из дерева, сукна и шерсти, 9 см в высоту. В музей он поступил в 1917 году из сборов Матвея Николаевича Хангалова – этнографа, работавшего во ВСОРГО. У бурятов также часто встречались нарисованные и скульптурные изображения хозяев огня. Одни были вырезаны из дерева и обклеены красной материей, другие вылеплены из глины или сделаны из войлока. По внешнему виду нарисованные онгоны хозяев огня отличались от других тем, что в нижней части имели карман для жертвоприношений.

Огоны огня были домашней святыней и висели в глубине юрты, на правой, мужской ее половине. Они охраняли дом и изгоняли из него злых духов. Ничего нельзя было съесть или выпить, не поделившись с огнем. Утреннее домашнее жертвоприношение огню было обязанностью женщин. «Кормили» огонь маслом и жиром, так как думали, что его дух любит легковоспламеняющуюся пищу. Когда резали скот, то с соответствующими заклинаниями бросали в огонь кусочки мяса и сала.

Огонь также считался родовым достоянием и принимал новых членов семьи. Например, невеста во время бракосочетания обязательно совершала обряд «кормления» огня. Если огонь принял поднесенное – это знак, что она принята в род. Когда строили новую юрту, нужно было совершить обряд перенесения огня из юрты отца. Гость, войдя в юрту, закуривал от родового огня и тем приобщался к дому. По представлениям шаманистов, пламя также обладало очистительной силой.

Огонь постоянно поддерживали, так как потухание его рассматривалось как повод для прекращения рода. Если бурят умирал бездетным, говорили: «Гал гуламтань унтараа!» («Очаг его потух!»). Именно поэтому самая страшная клятва бурята звучала так: «Пусть потухнет мой очаг!». Бездетность рассматривалась не только как проблема супругов, но и беда всего рода. Тушение огня считалось величайшим кощунством.

По заметкам этнографа и антрополога Бернгарда Петри, дух огня защищал детей: «Огонь охраняет детей в самом нежном колыбельном возрасте, когда всевозможные духи употребляют разнообразнейшие ухищрения, чтобы сгубить малюток. Зыбку с ребенком всегда ставят так, чтобы между ней и дверью находился очаг. Покуда он горит, ни один дух-вредитель не посмеет проникнуть ни через дымовое отверстие, ни через дверь: огонь забросает его искрами, а этого духи очень боятся».

Буряты ухаживали за огнем и не делали того, что он не любит. Бернгард Петри отмечал: «Так с размаху нельзя бросать дрова в огонь, можно ушибить его. Нельзя ковырять в огне острыми предметами, можно выколоть ему глаз. Нельзя шалить с огнем – он обидится; нельзя лить на него воду, это ему неприятно. В огонь нельзя бросать сор – это оскорбит его; все, что дымит и воняет, огонь не любит. В огонь нельзя мочиться – это осквернит его. Огонь надо стремиться поддерживать неугасимым, давать жертвы и делиться всем, тогда огонь будет доволен и в благодарность позаботится о благополучии дома».